История строительства ДнепроГЭС

История строительства ДнепроГЭС

Хочу рассказать вам о самых масштабных стройках времен Советского Союза, которых было очень-очень много. Одним из них является детище первой пятилетки – ДнепроГЭС, один из символов отечественной энергетики.

 

Запись относится к месту: Запорожье

ДнепроГЭС, Днепровская гидроэлектростанция— пятая, старейшая, ступень каскада гидроэлектростанций на реке Днепр. Электростанция находится в городе Запорожье ниже днепровских порогов. Входит в состав «Укргидроэнерго».

Сегодня Днепрогэс как объект энергетики не воспринимается всерьез. Чего стоит его мощность 650 МВт по сравнению, например, с мощностью 18200 МВт китайской ГЭС под названием «Три ущелья», которая, правда, еще только строится. Да что там современный Китай, даже построенная в США в 1936 году ГЭС под названием «Дамба Гувера» имеет мощность 2074 МВт, причем поглазеть на это индустриальное чудо высотой 221 метр каждый год приезжают около миллиона человек. А вот поехать полюбоваться на памятник первым советским пятилеткам Днепрогэс почти никого не тянет. Видимо, время его прошло безвозвратно.

Однако история строительства Днепрогэса очень интересна. С проектом строительства Днепрогэса связано множество мифов и легенд. Утверждается, например, что первый проект Днепрогэса, подготовленный инженером Генрихом Графтио, в 1905 году оказался на столе императора Николая ІІ, но царь недооценил перспективы гидроэнергетики. Казалось бы, что тут особенного? На то он и царь, чтобы тормозить научно-технический прогресс. Это еще что, вот в 1913 году епископ Самарский и Ставропольский Симеон докладывал графу Орлову-Давыдову: «На ваших потомственных исконных владениях прожектеры Самарского технического общества совместно с богоотступником инженером Кржижановским проектируют постройку плотины и большой электрической станции. Явите милость своим прибытием сохранить Божий мир в жигулевских владениях и разрушить крамолу в зачатии».
  Почему епископ считал строительство самарской дамбы крамолой? Потому что при этом были бы затоплены церкви и кладбища, что на протяжении всей истории человечества считалось кощунством. Царь отказался от строительства Днепрогэса по той же причине, хотя проект инженера Генриха Графтио предусматривал сооружение трех последовательных плотин и затопление сравнительно небольшой территории.
  Но пришли другие времена — в 1920 году тот самый Глеб Кржижановский, которого епископ Симеон назвал богоотступником, возглавил комиссию по разработке государственного плана электрификации России (ГОЭЛРО). Этот план, рассчитанный на 10 — 15 лет, предусматривал строительство тридцати районных электростанций общей мощностью 1,75 млн. КВт, в том числе десяти ГЭС. Насколько можно судить, строительство такого грандиозного сооружения, как Днепрогэс, план не предусматривал. Когда же родилась идея строить плотину высотой 62 метра, под которую понадобилось затопить не только церкви и кладбища, но даже поселки и поля? Сейчас авторы панегириков, посвященных Днепрогэсу, захлебываясь от восторга, рассказывают о том, что вопрос о строительстве Днепрогэса решался на специально созванном зимой 1927 года заседании политбюро ВКП(б). Судя по их рассказам, спорили на этом заседании об одном — самим строить Днепрогэс или привлечь к этому делу иностранные фирмы. Дискуссия длилась несколько часов, пока, наконец, Сталин проникновенно не обратился к строителям: «Какое ваше мнение, товарищи?» После недолгих размышлений начальник строительства Шатурской ГРЭС Александр Винтер ответил: «Нужно строить своими силами». Вождь внимательно посмотрел в глаза Винтеру и подвел итог обсуждения: «Хорошо, будем строить сами».

Легенда, конечно, красивая, но не совсем понятно, о чем так долго спорили. Может быть, речь шла о заключении договора с турецкими строителями? Или об использовании импортных турбин и привлечении консультантов из-за рубежа? А в итоге решили, стало быть, обойтись своими силами? Но почему же тогда на плотине Днепрогэса были установлены американские турбины, а шеф-консультант Днепростроя полковник Хью Купер был даже награжден орденом Трудового Красного Знамени? На фото Хью Купер на фоне Днепрогэс:

И кстати, почему ссылки даются на мнение какого-то Винтера, не имеющего ни малейшего представления о гидротехнических характеристиках реки Днепр, а не на автора проекта Генриха Графтио? Кстати, замечательный инженер Графтио известен также тем, что именно он разработал проект электрификации крымской железной дороги.
   На самом деле речь на заседании политбюро шла о другом: строить три плотины или одну, затапливая огромную территорию, на которой живут около 50 тысяч человек. Генрих Графтио отстаивал свой проект, но Сталин отдал предпочтение другому, предусматривающему возведение грандиозного Днепрогэса. Автором этого проекта был ученик Графтио — Иван Александров. Он был назначен главным инженером Днепростроя. Возглавил строительство Александр Винтер.
   Почему же Сталину пришелся по душе именно Днепрогэс? Может быть, одна огромная плотина выдавала больше электроэнергии, чем три маленьких? Как раз наоборот: проект Графтио обещал электроэнергии на треть больше. Кроме того, его осуществление было на треть дешевле и проще. И кстати, судоходство по Днепру три плотины обеспечивали бы ничуть не хуже, чем одна. Видимо, вождь руководствовался вовсе не экономическими соображениями. Не намеревался ли он построить символ могущества и нерушимости Страны Советов? В пользу этого предположения свидетельствует то, что Сталин очень внимательно относился к тому, как будет выглядеть Днепрогэс снаружи. Сейчас в буклетах, посвященных истории Днепрогэса, можно прочитать о том, что это сооружение представляет собой замечательный шедевр архитектуры и что его архитектором был основоположник советского конструктивизма Виктор Веснин. Однако по художественным критериям конструктивизма длинный симметричный фасад Днепрогэса, облицованный к тому же рустованным камнем, никак не может считаться шедевром. Любопытно, что в ходе обсуждения проектов Хью Купер заявил о том, что он «лучше ляжет живым в гроб, чем увидит эту станцию выстроенной по проекту группы Веснина». Не исключено, что это заявление и побудило конкурсную комиссию под председательством Авеля Енукидзе выбрать проект Веснина, в который по ходу дела были внесены коррективы в виде того же рустованного камня. К этому камню, как известно, очень благоволил Сталин, приказав облицевать им чуть ли не пол-Москвы.

8 марта 1927 года первые строители прибыли в Запорожье, а через неделю на правобережной скале Любви (сейчас там расположен машинный зал ГЭС) затрепетало красное полотнище с надписью «Днепрострой начат!».

И здесь надо отдать должное Александру Винтеру — первым делом он занялся бытовыми вопросами. На правом берегу была построена общественная столовая, рассчитанная на восемь тысяч обедов в день. Оборудование для столовой закупили в Германии. К 1928 году построили пять поселков для строителей на правом берегу Днепра и один на левом. Всего было построено 658 домов, общежитий и бараков, амбулатория, фильтрационная и пожарная станции, зимний и летний театры, школа, детсад и многое другое. У Винтера был прямолинейный и резкий характер. Ходил он в высоких сапогах, всюду заглядывал, щупал все руками, давал указания относительно малейших пустяков. Устраивал скандалы, когда видел какое-то безобразие. Требовал от местного исполкома запретить продажу водки. Когда же за ней ехали в окрестные села, Винтер отправил телеграмму правительству УССР: ”Прошу запретить продажу водки во всем районе”. У него не было семьи, а на Днепрогэсе он поседел.

В проспектах обязательно упоминается и о том, что к строительству Днепрогэса не привлекались заключенные. Иными словами, любой строитель мог при желании уволиться и отправиться домой? Нет, не мог. Фактически строители находились на положении заключенных. Правда, поначалу у них хотя бы были сносные жилищно-бытовые условия. Но если в ноябре 1927 года на строительстве работали 13 тысяч человек, то в октябре 1931 года уже 43 тысячи, а в 1932 году 63 тысячи строителей. И это без учета членов их семей. В итоге условия жизни рабочих Днепростроя стали ужасающими. На фото группа ударников-плотников из бригады Щербакова, которые работали на строительстве

Что касается условий труда строителей, то о том, насколько они были тяжелыми, даже спорить не приходится. Сейчас в потерны — огромные бетонные тоннели в чреве Днепрогэса — ежесекундно просачивается всего лишь стакан воды, что свидетельствует об очень высоком качестве бетона. Еще бы ему не быть высоким, ведь строители Днепростроя круглый год месили его ногами. Американские консультанты даже заключали пари — как долго выдержат люди такую каторжную работу. Известно, что при строительстве «Дамбы Гувера», где широко применялись экскаваторы и бетономешалки, погибли 96 рабочих. Сколько строителей Днепростроя преждевременно ушли из жизни, никто не считал.

 

Строительство Днепрогэс

 

За всю историю строительства Днепрогэса случались и аварии. Одна из самых крупных произошла весной 1928-го: упал забор из металлических шпунтов. Пошли слухи о диверсии. Но выяснилось, что аварию вызвало разворовывание крепежных тросов. Через 18 дней шпунты установили на место, а строительство не прекращалось ни на час. Оборот рабочей силы тоже не прекращался. На протяжении 1932 года на стройку приняли 90 тыс. человек, а уволили — 60 тыс.

Торжественное открытие Днепрогэса назначили на 1 октября 1932 года. Ожидали приезда руководителя государства Иосифа Сталина. Однако он посоветовал объединить пуск объекта с днем рождения начальника строительства — 10 октября.  На пуск прибыли председатель Всесоюзного центрального исполнительного комитета Михаил Калинин, нарком промышленности Серго Орджоникидзе, первый секретарь ЦК КП(б) В Станислав Косиор, французский писатель Анри Барбюс. Из воспоминаний свидетеля, ”два дня шли банкеты в ресторанах на правом и левом берегу. На столах — большой выбор блюд, вина из подвалов Массандры. Демократия была полная: рядом с прославленным комбригом сидел рядовой колхозник, с академиком чокался монтажник. В конторах отделов стояли столы с водкой, мясом, хлебом. Кто-угодно мог выпить и закусить, сколько душа пожелает!”

На фото: приглашение на открытие Днепрогэса, агитплакат и толпы народа на демонстрации

— Я никогда не забуду минуты, когда монтаж машин Днепрогэса был закончен и Винтер взялся за рубильник, чтобы пустить первый ток, — вспоминал американский консультант Хью Томпсон. — Я сказал ему: ”Мистер Винтер, суп готов”. На глазах у него были слезы. Мы расцеловались по русскому обычаю.

К слову о супе — на приобретение турбин фирмы «Ньюпорт Хьюз» пошли деньги, вырученные от продажи за рубеж не только художественных ценностей Эрмитажа, но и зерна, в том числе семенного фонда. Вследствие этого вскоре после строительства Днепрогэса в Украине и Поволжье разразился массовый голод. Вот такой ценой на полтора года позже намеченного срока и был построен этот индустриальный гигант, который стал визитной карточкой социализма. Между прочим, нигде и никогда не указывалась колоссальная стоимость этого объекта — в нынешних ценах около $200 миллиардов. На эти деньги в то время можно было построить добрую сотню тепловых электростанций, каждая из которых по мощности равнялась бы Днепрогэсу.

В 1941 году при отступлении Красной армии Днепрогэс пришлось взорвать. В буклетах утверждается, что при взрыве Днепрогэса погибли исключительно гитлеровцы. Гражданское население, жившее ниже по течению Днепра, видимо, было заранее оповещено о скором подрыве 60-метровой плотины.    Решение о восстановлении Днепрогэса было принято в начале 1944 года. Для начала предстояло расчистить завалы, масса которых составляла четверть миллиона тонн раздробленного бетона. Инструменты в основном были все те же — кирка и лопата. Но уже 7 июля 1944 года в разрушенную плотину был уложен первый кубометр бетона. Его опять месили ногами, причем на стройке преимущественно работали женщины. Рабочий день продолжался 12 — 15 часов. Выходных не было. За смену бригада из 15 девчат укладывала до двухсот кубометров бетона. Бывший бригадир бетонщиц Полина Павловна Шило вспоминала: «Мы как бетонщицы получали в день по 1 кг хлеба. Это больше, чем получали, скажем, подсобные рабочие, но работа же очень тяжелая была. А еще карточки нам выдавали, которые мы отоваривали сухим пайком. Ни сахара, ни мяса, конечно, не было. На работу еще привозили горячее — какую-то баланду. Вот и все питание. Зарплату еще получали, копейки какие-то. Но купить на них ничего мы не могли. В магазине ничего не было, а на базаре дорого».   Очередной датой рождения Днепрогэса стало 3 марта 1947 года, когда был пущен первый гидроагрегат станции мощностью 72 МВт.

 

В завершении же стоит рассказать, в каком состоянии находится ДнепроГЭС в нынешнее время.

В 80х годах турбины Днепрогэса  начали разваливаться. Был, как и полагается, подготовлен проект, предполагавший полную замену оборудования — турбин, генераторов, металлоконструкций, плотинных кранов. В итоге мощность Днепрогэса должна была возрасти с 650 до 800 МВт. Однако пока проект согласовывали, СССР прекратил свое существование. Пришлось отложить модернизацию ГЭС до лучших времен. Таковые наступили лишь в 1997 году, да и то лишь отчасти. От прежних масштабов модернизации пришлось отказаться, ограничившись более экономичным вариантом: заменили только турбины, трансформаторы остались старые, генераторы тоже. Интересно, что на этот раз закупили французские турбины, причем позаимствовали у французских инженеров, осуществлявших монтаж, обычай называть агрегаты женскими именами. Так что сейчас на Днепрогэсе работают «Надежда», «Людмила», «Виктория» и реконструированная турбина «Валентина».

Фото Днепрогэса днем

  Фото Днепрогэса ночью

В настоящее время действует ограничение скорости движения по мосту –30  км в час. К такому решению пришли из-за вердикта ученых столичного института «Проектстальконструкция», которые после экспертизы бетонного гидроисполина пришли к выводу, что часть автоперехода находится в предаварийном состоянии. А ведь именно по этим транспортным полосам плотины движутся троллейбусы и большегрузные автомобили.

В последнее время у жителей города достаточно поводов для волнений за дальнейшую судьбу «гордости советской электрофикации». 77-летний Днепрогэс все чаще преподносит неприятные сюрпризы. Время от времени в его бетонном теле появляются трещины, что говорит о пошатнувшемся здоровье «старика».

Но одно из последних заявлений ученых Днепропетровского Национального горного университета способно повергнуть в шок не только запорожцев, но и всю Украину. Якобы, геологи «по косвенным признакам» установили, что под Днепрогэсом может находиться геологический разлом. И есть угроза, что плотина разрушится от малейшего движения земной коры. Последствия, которые предрекают ученые от возможного техногенного происшествия, покруче фильмов ужасов. Ведь ниже по течению Днепра находится Запорожская АЭС…Поэтому не исключают, что Днепрогэс придется разрушить. Хотя запорожские мостовики опровергают информацию о возможном катаклизме, и убеждают, что местные специалисты эксплуатационной службы неусыпно следят за техническим состоянием Днепрогэса, местные власти решили перестраховаться и с помощью украинских и иностранных специалистов выяснить точно: есть ли разлом под плотиной. А пока веских доказательств тектонического разлома под плотиной нет, запорожские власти просят не создавать бурю в стакане, и не пугать людей зря. По словам директора Днепрогэса, плотина гидроэлектростанции отвечает всем эксплуатационным требованиям. Решением межведомственной комиссии она допущена к эксплуатации с оценкой «нормальное состояние». Станция работает в проектных режимах, поддерживая на должном уровне экологические, технологические и судоходные нормы, заверил он.  Начальник управления Государственной инспекции гражданской защиты и техногенной безопасности Главного управления МЧС Украины в Запорожской области Евгений Соловьев отметил, что поскольку плотина относится к перечнютехногенноопасных объектов, разработаны планы ликвидации чрезвычайной ситуации. «Но, как свидетельствуют расчеты, даже в самом неблагоприятном случае авария на гидросооружении не вызовет затопления Запорожской атомной электростанции, расположенной ниже по течению Днепра. Согласно проекту, АЭС сооружена на возвышенности».

Стоит ли верить словам чиновников, или нет, я не берусь решать. Особенно после аварии, которая произошла на Саяно-Шушенской ГЭС. По словам чиновников, в аварийном состоянии находится лишь проезжай часть плотины, разрушение которой не приведет к разрушению самой дамбы. В любом случае, необходимы деньги на ремонт самой проезжей части, а так же на строительство новых мостов, с целью разгрузки движения по плотине.

На удивление, материала по истории строительства Днепрогэс довольно мало. Часть информации я откопал на сайте первой крымской 1k.com.ua, фото искал по крупицам в инете.  Если тема вам интерестна, в дополнении на следующей странице очень интерестные свидетельства очевидца стройки.

###

В дополнение приведу выдержки из дневника участника строительства плотины – Бориса Вейде.

Материал, предлагаемый читателям, написан «по мотивам» дневниковых записей Бориса Вейде, который участвовал в великой стройке от начала и до конца, пройдя путь от рабочего до солидного уровня «кадровика». После завершения строительства в Запорожье был переведен в Пермь на сооружение Камской ГЭС, где продолжал вести дневники. Свои записи и фотоальбом Борис Вейде оставил сыну Феликсу (недавно умершему), который жил в Ивано-Франковске. Понимая значение документов, Феликс передал их в Запорожье своему другу Арику Печерице. Тот и разрешил корреспонденту «ФАКТОВ» ознакомиться с дневниками.

Чтоб получить должность в аппарате Днепростроя, нужно было иметь протекцию

Проработав более четырех лет на Запорожском авторемонтном заводе, в сентябре 1927 года Борис Вейде ушел на строительство гидростанции. Он пишет: «На территории колонии Кичкас, куда я пришел устраиваться на работу, моим глазам предстала такая картина: бараки, палатки, сотни людей, подвод, тачанок, дымящиеся костры. «Учрабсила» находилась в помещении бывшей часовни на холме. Три дня ходил я по многочисленным отделам Днепростроя, но безуспешно. Надо было иметь протекцию, чтобы получить какую-нибудь работу в аппарате. У меня не было протекции, поэтому я поступил каменоломом в земельно-скальный отдел. Вручную мы кололи гранит на берегу Днепра. Норму на 2 рубля 50 копеек в день я выполнял. Возвращался домой в Запорожье пешком за шесть километров. Здорово уставал. Вскоре перевелся рабочим железнодорожных путей. Это была более осмысленная работа, и ее результаты мы видели ежедневно. Здесь я проработал месяц».
Постройком гидротехнического отдела начал выпускать стенгазету «Плотина», Вейде был и корреспондентом, и оформителем. Инициативного рабочего заметили и перевели в контору земельно-скального отдела. «В конторе бытовали патриархальные дореволюционные нравы, — пишет Борис Вейде. — Начальник отдела А.В. Будасси, отличный инженер по строительству дорог, свою команду привез с собой. Все пронизывала атмосфера угодничества, подхалимажа, протекционизма. На работу сюда принимали только «своих». Гидротехническим отделом руководили опытные инженеры-гидротехники Г.С. Веселаго и Ф.С. Салов. На стройке говорили, что оба они — сыновья царских адмиралов. В аппарате работали надменные Александров, Партельман, Берг, Растопчина — недобитые аристократы (Растопчина — бывшая графиня). На местных жителей они смотрели, как на туземцев. Коммунистов в конторе было очень мало, и их иронически называли «товарищами». Было похоже, что я попал в дореволюционное царское учреждение».
Борис Вейде описал банкет, организованный как-то в медсанчасти Днепростроя: «В углу большого зала горит лампадка перед иконой святого Николая. На противоположной стороне — портреты Николая II и его супруги. Посередине комнаты — роскошно сервированный стол. Масса дорогих вин и закусок. Вокруг стола — гости в костюмах 1915 года, дамы в шелках и бриллиантах. Сплошное столбовое дворянство. Выпили, пропели «Боже, царя храни». Как будто и не было революции 1917 года. Однако этот тайный банкет, со слов очевидцев, стал известен широким массам».

В бараках, где жили строители, процветали пьянство и воровство

Размах строительства поражал: в марте, когда стройка только начиналась, работало всего 650 человек, а когда в ноябре 1927 года была официальная закладка Днепровской ГЭС, трудилось уже более 10 тысяч человек. Торжественный митинг по поводу закладки станции состоялся 7 ноября 1927 года, в годовщину Октябрьской революции. На нем присутствовали члены украинского правительства. Чугунную мемориальную доску с текстом на русском и украинском языках забетонировали на месте будущей станции. К концу года задымили трубы временной тепловой станции, поднялось бетонированное здание управления Днепростроя, железные дороги прорезали окрестные холмы. Механизмов было мало, хотя строительство Днепровской ГЭС считалось самым механизированным. Земляные работы в основном выполнялись вручную — грабарями и землекопами, с помощью лопаты, грабарки и тысяч лошадей. Народ на стройке, как записывал Вейде, был разный: бывшие заключенные, бандиты, петлюровцы, воры всех мастей, бывшие белые офицеры, контрабандисты, священники, спекулянты, кулаки, сектанты, участники мятежей, аристократы.
Все рабочие жили в темных бараках. Бригады пополнялись так стремительно, что не успевали строить новые бараки. Появились женщины, отмечает автор записок. Наряду с подготовительными работами по возведению гидростанции развернулось строительство жилья. На правом и левом берегах Днепра заложили сразу несколько поселков для семейных и холостяков: Земельный, Мельничный, 159-й версты. Специалисты, приехавшие из Соединенных Штатов, жили отдельно в специально выстроенных для них в американском стиле коттеджах, с гаражами и площадках для тенниса. Для них был открыт магазин «Торгсин».
Руководили стройкой специалисты высокого класса. Многие из них прошли Волховстрой: Гарин, Шредер, Иванов, Марков, Васильев. Главным инженером был крупный ученый в области энергетики, участник составления плана ГОЭЛРО Веденеев, начальником Днепростроя — Винтер, инженер и ученый в области строительства и эксплуатации электростанций и энергосистем, волевой, целеустремленный человек.
Говоря о рабочих и руководителях, Вейде пишет, что стройной системы оформления кадров не было, а так как потребность в рабочей силе была большая, то брали кого попало. Многие шли, чтобы получить рабочий номер и поселиться в бараке. Приехало и немало крестьян. Биржа труда не брала их на учет из-за отсутствия документов (паспортов у крестьян тогда не было). В результате появилось много липовых справок, с которыми в бригады попадали воры и беспризорные. Они мешали работать честным людям. Процветали пьянство и воровство. По ночам милиция производила облавы. Тех, кто попался, вывозили километров за сорок от стройки и оставляли.
Особый контингент на стройке составляли грабари — рабочие, выполнявшие земляные работы. Они нигде не оформлялись, отказывались жить в бараках, а селились без документов в землянках и мазанках на левом берегу в поселке «Кавказ». Однажды милиция задержала двух строителей, у которых были найдены два больших чемодана, набитые печатями и штампами. Оказалось, задержанные представляли целую группу изготовителей фальшивых документов. Так была раскрыта тайна поселка грабарей. Но была еще одна большая беда, фиксирует Борис Вейде, — кулачество.
Кулаки, пишет автор дневника, шли «в народ», читали рабочим газеты и, как бы между прочим, роняли фразы: «Днепрострой — это выдумка большевиков», «За все, что берут за границей, платят украинской пшеницей, а если селяне не захотят давать свой хлеб, то и строительству конец» и так далее. Эти нашептывания влияли на настроения в рабочей среде. Особенно верили кулацким наговорам, когда на стройке случались аварии. Одна из крупных аварий произошла весной 1928 года: упал металлический шпунт перемычек правого берега. Пошли слухи о задержке строительства, о том, что «всему конец». Когда выяснилось, что причина аварии — кража врагами социализма тросов крепления, строители с неслыханным энтузиазмом взялись за работу и на 18-й день поставили шпунты на место. Стройка ни на один день не была отсрочена.

В результате кадровой чистки с работы сняли сотни человек, «чуждых великому всенародному строительству»

В Украину на Днепрострой двинулись также бывшие князья, помещики и офицеры. Устроиться на работу им помогали родственные связи со специалистами стройки. Все отделы и подотделы заполнили вельможные родственники, с возмущением отмечает Вейде. В апреле 1929 года «Правда» опубликовала указание партийных органов о чистке советского аппарата от морально разложившихся бюрократов, саботажников, взяточников, вредителей, подкулачников. Было указано заменять их новыми кадрами и готовить выдвиженцев из передовых работников.
При этом пролетарское происхождение и партийность не являлись страховкой от чистки. На стройке случались необъяснимые аварии поездов, грубейший бюрократизм в отделах и прочее. Шли разговоры о подкопах под склад взрывчатых веществ на правом берегу.
В июне 1929 года на Днепрострой прибыла комиссия «по чистке» под руководством Беленького. Во всех крупных отделах оперативно создали ячейки содействия этой комиссии, в одну из них вошел и автор дневника Борис Вейде. Работа «по чистке» была сложной, потому что надо было «проверять и перепроверять», писал Вейде. Но с помощью рабочих, которые следили за происходящим с большим интересом и всячески помогали, «было выявлено много негодных работников, целая галерея вредителей и паразитов, чуждых этому великому всенародному строительству». Обнаружили ряд лиц, скрывавшихся под маской участников строительства. Скажем, заведующий материальным складом Тупиков оказался в прошлом полковником армии Деникина, кладовщик Архипов — бывшим жандармом, руководитель медсанотдела Щегольская — женой адвоката Керенского, бежавшего в Польшу, заместитель начальника материального отдела Розенштейн — меньшевиком, спекулянтом валютой в период голода, а помощник бухгалтера Хоруженко — петлюровцем. В ходе чистки сняли с работы 233 человека, многих переместили по должности. Результатом «чистки» стало и создание отдела найма и увольнения, в который на должность заведующего учетом перевели Вейде.
Борис Александрович подробно рассказывает, как в течение трех месяцев четверо сотрудников отдела кропотливо просматривали тысячи списков рабочих, приводя в порядок запутанную и запущенную систему кадрового учета. В результате любую справку о каждом работнике стройки можно было выдать за пять минут. Однако на этом «чистка» не закончилась. «Перетряхивали» каждого работника: посылали письменные запросы на места прежней работы, жительства, в архивы. Так обнаружилось еще много «бывших», а ныне тихих, исполнительных, внешне скромных сотрудников. Кого-то после этого арестовали, кого-то сняли с работы. В мае 1932 года в отделе найма был задержан совершенно безобидный с виду Леонтий Бычек. Сопротивлялся он отчаянно, даже вытащил из голенища длинный нож, каким режут свиней. Его насилу скрутили и обезоружили. У Бычека оказались липовые документы на бланках сельсовета и серебряные часы с надписью: «Вахмистру Бычеку за верную службу. Николай II». Бычека арестовали.
Движение рабочих кадров на Днепрострое было огромное. Только в 1932 году приняли более 90 тысяч человек, а уволили 60 тысяч.

Огромные массы бетона в котлованах рабочие уплотняли ногами

Бородатые мужики в лаптях, молодежь со значками КИМа (коммунистический интернационал молодежи) на косоворотках, мужчины и женщины показывали чудеса самоотверженности и неутомимости, удивляя даже американцев. В течение 1929 года предстояло уложить громадное количество бетона в левом протоке — 106 тысяч кубометров. Если бы это не удалось, стройка потеряла бы целый год. Представители немецкой консультации заявили: можно уложить максимум 75-80 тысяч кубометров. Американцы считали, что люди не в состоянии перейти на трехсменную укладку бетона. Но главный инженер Веденеев, которого поддержал весь коллектив строителей, приступил к выполнению своего плана. Работа в три смены была налажена, программа бетонирования выполнена досрочно.
В то время не было механизмов по укладке бетона. Массы бетона уплотняли ногами. Этим тяжелым трудом занимались в основном женщины. В 1930 году нужно было уложить 500 тысяч кубометров бетона. На это мобилизовали весь коллектив. На стройке часто бывали выездные редакции «Правды» и «Коммуниста».
Для «завоевания» среднего протока реки потребовалось 800 каменоломов. Их не было. Механизмы оказались под угрозой бездействия. Могло промыть перемычки. Был создан штаб по ликвидации прорыва, объявлен сбор добровольцев. На помощь пришли рабочие запорожских заводов, студенты, крестьяне, чекисты, партработники. Многие ежедневно отрабатывали по четыре часа после основной смены. Закончив уборку камня в котловане, каждый мог получить в столовой тарелку пшенной каши с салом (хлеба не было). Американцы, стоя на площадке у спуска в котлован, изумлялись невиданному энтузиазму людей и однажды, следуя всеобщему порыву, спустились в котлован и сами отработали традиционные четыре часа.
К середине мая 1931 года все бычки плотины были построены до верха. Проложенные по ним с обоих берегов железнодорожные пути сомкнулись. В это же время на правом берегу шел монтаж турбин в машинном зале. В строительстве было задействовано много кранов, дерриков, паровозов, сложных механизмов камнедробильного и бетонных заводов. Впервые в стране начал работать экскаватор по разработке скалы. Широкое распространение получили автогенная резка и сварка, электросварка, электростыковые аппараты для стыковки арматуры и другие механизмы, пишет Борис Вейде в своем дневнике.
Для ликвидации дефицита кадров организовали много разных курсов и школ. Были созданы рабфак и два института — строительный и энергетический. Школы, курсы, институты трудящиеся посещали в основном без отрыва от производства. «Как-то в «Правде» за 2 августа 1932 года мне попалось высказывание Бернарда Шоу: «Все, что пишут буржуазные газеты о СССР — вранье, вранье и еще раз вранье», — пишет Вейде. И дальше рассуждает о том, что заграничным трепачам и болтунам неведомо, что на Днепрострое создана школа новых методов организации работ крупного строительства, что, кроме крупнейшей ГЭС, в степи вырастает комплекс современных металлургических предприятий.
По рекомендации Сталина, пуск ГЭС приурочили ко дню рождения начальника Днепростроя.
Утром 28 марта 1932 года ударниками Днепростроя последняя бадья бетона была привезена с завода и уложена в гребенку плотины. Перед наполнением водохранилища оказалось, что между 32-й и 33-й бычками плотины, на 30 метров ниже бетонной кладки — гнилая скала. Это могло вызвать усиленную фильтрацию и гибель плотины. Возникла опасность задержки подъема воды в водохранилище. Американцы предлагали одно, немцы — другое. Инженер Росинский прогнал иностранцев с площадки и принял предложение бурить площадку и скалу до материка, а затем нагнетать туда цемент под давлением. Так и сделали. Достигнув скалы, вогнали в нее 60 вагонов лучшего новороссийского цемента и навек ликвидировали плавун.
10 октября 1932 года состоялся митинг по случаю пуска ДнепроГЭС. Прибыло 118 представителей прессы, из них 36 зарубежных. На пусковой площадке толпились тысячи делегатов крупнейших фабрик и заводов Союза, колхозники, представители советской общественности, иностранные гости. Присутствовали также партийные вожди: Орджоникидзе, Калинин, Косиор, Чубарь. Вот как описывает Вейде продолжение торжеств:

«Два дня шли банкеты в ресторанах правого и левого берега. Был богатый выбор блюд, были и вина из подвалов Массандры. Демократия была полная: рядом с прославленным комбригом сидел рядовой колхозник, с академиком чокался монтажник. М.И. Калинин сидел во главе стола. В конторах отделов стояли столы с водкой, мясом, хлебом. Любой мог выпить, закусить по своему вкусу и потребностям. А затем в клубе на правом берегу в дружеской обстановке, без помпезности Калинин вручил ордена многим руководителям стройки и передовым работникам. Вручение наград Калинин сопровождал народными присказками и прибаутками. Например, вручая А.Г. Штумпфу грамоту о присвоении ему звания инженера-механика, он сказал: «Ну, вот, не учившись, в люди вышел!». Он был подкупающе прост».
Далее в дневнике идет речь об окончании работ по судоходному шлюзу. Первый пароход по нему — «Софья Перовская» — прошел 1 мая 1933 года. К тому, что рассказал Вейде, стоит добавить: пуск Днепрогэса мог состояться на месяц-полтора раньше. Сталин, которого пригласили присутствовать на событии, ответил, что очень занят. И посоветовал совместить пуск станции с днем рождения начальника Днепростроя. А родился Александра Винтер 10 октября 1878 года.